Братство крови

(по книге А.Б. Снисаренко «Эвпатриды удачи», Л., 1990) 

«Вначале было море» — эту истину открыл людям греческий философ Фалес. Море связывало народы, и оно же толкало их на то, чтобы завладеть им. В римских юридических сборниках — дигестах — зафиксирован закон, приписываемый мудрому греческому законодателю Солону, где перечислены три равноправные профессии: моряки, пираты и купцы. Никто не мог игнорировать пиратский промысел, хотел он того или нет. Тут все зависело от обстоятельств, как и то, кому быть дичью, а кому — охотником. И никто не знал, в какой из этих ипостасей ему придется выступить, едва родной берег скроется из виду. 

Это была единая «трехглавая профессия», наподобие греческой богини Гекаты или карфагенской Истины. Тысячу раз прав был Гете, утверждавший устами Мефистофеля, что «война, торговля и пиратство — три вида сущности одной». Ни один античный роман не обошел молчанием действия пиратов. И с полным правом можно утверждать, что в первую очередь с пиратством связано стремительное развитие судостроения, навигационных знаний, торговых связей, военно-политических союзов — всего, что составляет историю античного общества. 

Трудно переоценить роль «мужей, промышляющих морем», как называл их Гомер, и в сфере географических открытий. Именно они прокладывали новые трассы, отыскивали новые якорные стоянки и гавани, изобретали новые типы кораблей и вооружения. 

Когда мы слышим слово «пират», у нас возникают ассоциации двоякого рода. Либо перед нашим мысленным взором предстает жутковатый верзила с черной бархатной повязкой на глазу, деревяшкой вместо ноги и с кружкой рома в изувеченной руке, покрытой татуировкой, горланящий приличествующие случаю песни и обучающий попугая популярной в данной среде терминологии. 

Либо перед нами смутно маячит байронический лик учтивого идальго в бархатном камзоле, шляпе с плюмажем и томиком Горация в холеной, хотя и загорелой руке — этакого разочарованного жизнью изгоя, лишь волею обстоятельств ставшего джентльменом удачи, странствующим «рыцарем, лишенным наследства». 

Два мира, два полюса. На одном — Джон Сильвер («Пиастры! Пиастры!»), Билли Бонс («Йо-хо-хо и бутылка рома!»), капитан Шарки («Не зевай! Налетай! Забирай его казну!»). На другом — Морган, уже сменивший свое имя Генри на Джон, но еще не знающий, что его ждут вице-губернаторство на Ямайке и пожизненная литературная слава в образе капитана Блада; тонкий поэт, талантливый ученый, государственный деятель, историк и неудачливый придворный Уолтер Рейли; организатор первого в мире коммунистического государства Либерталии на Мадагаскаре Миссон. 

Различие между этими полюсами не столь существенно, как кажется на первый взгляд: если первых мы бы назвали типичными, то вторые — безусловная реальность, хотя и сильно подгримированная временем. Все они вполне добросовестно и профессионально относились к своим пиратским обязанностям — каждый на своем месте и в меру своих способностей. Происхождение слова «пират» не вполне ясно, но то, что оно родилось в Греции, — несомненно. 

Им пользовались такие писатели, как Полибий и Плутарх и они ничего не говорят о его происхождении, из чего следует, что это слово было хорошо известно и привычно. Его можно толковать по-разному: «пытаться овладеть чем-либо, нападать на что-нибудь», «пытаться захватить (или штурмовать)», «совершать покушение или нападение на кораблях». Это слово вошло в обиход примерно в IV-III веках до н.э., а до того применялось понятие «лэйстэс», известное еще Гомеру и тесно связанное с такими материями, как грабеж, убийство, добыча. 

Четкое разграничение в этой области провели лишь римляне: их слово pirata заимствовано из греческого как синоним именно морского грабителя, разбойников же и грабителей вообще они обозначали словом latxrunsulus (любопытно, что этим же словом они называли наемных солдат и… игральные кости — вероятно, как символ ветреной Фортуны). 

Пиратство, как и война, всегда считалось у древних народов обычным хозяйственным занятием, не хуже и не лучше, чем скотоводство, земледелие или охота. Разве что опаснее или хлопотнее. А посему оно неизбежно должно было иметь и собственную «производственную базу», окончательно уравнивающую его, например, с военным делом. Пираты должны были иметь свои якорные стоянки, гавани и крепости, где они могли бы чувствовать себя в безопасности на время ремонта или отдыха, были бы способны отразить любое нападение и хранить добычу. Для этого нужны инженеры и строители разных специальностей, обслуживающий персонал и вообще все, без чего не может обойтись ни одна крепость. Пираты должны были иметь корабли, по крайней мере не уступающие быстроходностью и маневренностью обычным типам торговых судов (чтобы можно было догнать) и военных кораблей (чтобы можно было удрать или принять бой). 

Для этого нужны верфи, материалы и постоянно действующие конструкторские бюро. Пираты должны были иметь эффективное оружие нападения, чтобы предприятие принесло максимальную выгоду, и оружие защиты, так как участь пойманного разбойника было ужасна. Для этого нужны грамотные специалисты в морском и военном деле, а также знатоки теории военного искусства. Пираты должны были иметь лучшую для своей эпохи оснастку кораблей, превращающуюся в умелых руках в дополнительное оружие. Для этого нужны совместные усилия конструкторов, теоретиков и практиков, а также испытательные полигоны. 

Пираты должны были иметь рынки сбыта рабов и награбленного добра, а также разветвленную сеть посредников, ибо без их помощи они быстро поменялись бы местами со своими пленниками. Для этого нужны преданные агенты, совмещающие в себе таланты и разведчиков, и наводчиков, и провокаторов. Иными словами, они должны были иметь государство в государстве. Как правило, они имели его. И мощь некоторых из них была такова, что соперничала с мощью Рима в период его расцвета, в эпоху Помпея, Цезаря и Августа. 

Борьба за свободу морей — постоянный предмет заботы властителей государств — почти всегда вступала в противоречие с экономическими и военными интересами не только пиратов, но и соседних держав. И в этой волчьей схватке пираты обычно играли роль ударного резерва, предлагая свои услуги тому, кто больше платит, то есть превращаясь по существу в каперов — разбойников на государственной службе. 

В ХVII веке пиратские корабли тоже нередко меняли «Веселого Роджера» на английский, французский или испанский флаг. Но в любую эпоху это были опасные соратники: перед лицом опасности или ослепленные жаждой легкой наживы они не задумываясь предавали своих минутных союзников и становились вдвое опаснее для них, нежели «официальный» противник. Эти люди не имели отечества, их объединяло нечто большее: общее дело. Это были братья по крови, но не по той крови, которая текла в жилах их предков, а по крови их жертв и еще по собственной, проливаемой ими в беспокойном настоящем ради неясного будущего.

15:22
366
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...